Она сидела на корточках у стенки, обхватив ноги руками и уткнув взгляд в пол. Практически всё боковое зрение заволокло пеленой, оставив перед взглядом только тёмные вязкие капли на грязном полу, что мешались с пылью и бетонной крошкой. Время от времени к ним прилетала новая в качестве компании, срываясь с брови Дии. Грязный, смешанный с копотью алый след тянулся почти от самого виска, где была ссадина. Возможно, будь выстрел под другим углом, то вышиб ей мозги, а так это был только рикошет от её титанового черепа, вспоровший кожу. Да и то, рана бы засохла бы и может даже зажила бы частично, но она сама её расчесала. От неё сильно пахло порохом, перегретым металлом и жжёной резиной.

Она зверски устала. Не физически, её тело могло бы продолжать сражаться еще многие часы, корповое железо предусматривало, что она может участвовать в интенсивных сражениях несколько суток без перерывов. И для неё была полной ерундой сегодняшняя перестрелка с какими-то бандитами, которые решили, что переходить дорогу Церкви и красть у неё – хорошая идея. Но с ментальной точки зрения ей было крайне паршиво. Не моральные угрызения совести, но давящее ощущение тщетности. Кап, кап, кап. С каждой каплей словно пропадала её воля к жизни. Когда даже вынутый чип из головы, что выдавливал все мысли, не решил её проблем, не поменял почти ничего в её жизни. Когда-то она звалась как 34537, теперь её зовут Диенте в насмешку над тем, что она корповый винтик. Что тогда, что сейчас она терялась в свисте пуль, горечи пороховой гари и адреналиновых приливов. И как будто жизнь не может быть другой. Она в аду.

– Я устала, не думаю, что смогу нормально поддержать разговор сегодня, - призналась она своему собеседнику. 11037 или Хоуп. Оба обращения ей не нравились. Номер скрёб по затылку, продирая наждачной бумагой по воспоминаниям, раздражал неимоверно. Она жила долгое время с номером и это вызывало ассоциации только с тем, какой же бездушной машиной по расчеловечиванию людей была корпорация. Она была номером и вела себя как номер. Марионетка, выполняющая приказы, засыпавшая и просыпавшаяся по команде. Хоуп лучше, но оно фальшивое. Для кого эта надежда? Для Церкви, которая ни в каких надеждах не нуждалась, а в верования которой Диа не верила. Или для самого человека, которому, похоже, суждено сгинуть либо спалив разум на просторах Архитектуры или истекая кровью под хирургическим скальпелем резчика? Оба варианта паршивы. Её имя, пусть и насмешка, хотя бы не дарили ложных надежд и не создавали никаких иллюзий. Она винтик, корпова собачка, Диа Шепард.

Но забавно, что с ним она разговаривала чаще, чем с другими членами культа. Возможно потому что он тоже еретик, как и она. Она никогда не верила в величие Бинарного змея. Она слишком сломана для такого – ей слишком всё равно. Он, вероятно, тоже не верит в его величие, но вероятно, потому что его разум просто работает по другим принципам, и ему нет дела до Василиска Роко. Сложно сказать, что Диа искала в разговорах с 11037-м. Утешение, которого она не добьется в его безумии? Человечность, которой у них вместе взятых не наберется на цельную личность? Она не знала. Но всё равно приходила к нему поговорить.

Theodor Bastard — Darkness
Ощущение было такое, словно она постепенно деградирует до уровня животного. Когда большая часть реакций, ощущений в её сознании исходили из какого-то глубинного нутра, примитивного и простого. Тяжелая усталость, давящая на затылок, пришпиливающая к земле. Боль, ноющая, тягучая, вязкая, лишающая всяких сил сопротивляться. Страх неизвестности заволакивал пеленой рассудок, мешая ясно мыслить. Сеть даже подсказывала сложное название для этого страха как экзистенциальный ужас, впрочем, Диа была довольно далека от философии. Но она чувствовала, будто в ней всё корчится и дёргается от ужасающего осознания действительности, от того, что представляет собой тусклые и жалкие крохи жизни, что у неё остались.

Она без каких-то задних мыслей доверялась пареньку, что был рядом с ней, подставлялась под ласковую, хрупкую и тёплую ладошку, что трепала иссиня-чёрные волосы. Даже не почувствовала почти боли, когда пальцы слегка коснулись открытой раны, негативные ощущения живой плоти часто были тусклыми, едва заметными. Эту надстройку ей тоже подкрутили когда-то давно, еще корпы.

Прикрыв глаза, она терпит попытки мальчика помочь. Не очень полезные по факту, не имеющие объективной необходимости. Но очень нужные, как дыхание, требующие потеряться в этих заботливых ладошках. Острое лезвие скальпеля целует где-то под ухом, пьёт её кровь, ведёт цепочку поцелуев по шее. Реально ли это или очередной фантом, она не знает, но ей больно. Особенно с учётом того, что умереть она не может.

Диа  даже не поднимает взгляд, но распахивает руки, сгребая щуплого мальчика в объятья, только для того, чтобы аккуратно усадить на пол, лишь после этого отпустив. Пристроив голову ему на коленки, она лежит, не замечая объятий холодного кусачего бетона. Это не так уж неудобно, искусственное тело фильтрует ощущения само, не обращая внимания на то, что вместо матраса или подушки – плита.

- Поговори со мной. Что в твоей жизни происходит, о чём думаешь, чем дышишь. Хочу забыться, не хочу вникать в свое состояние, не хочу жить, - тихо шепчет она. Будь у неё возможность, она бы плакала. Но так глаза просто болели, лишенные настоящих слезных желез, да и были искусственными электронными шариками в её глазницах. Она старалась действительно проникнуться 11037. Ощущать от него запах, отличный от её смрада гари, крови и пыли, слушать его тихое размеренное дыхание, даже слышала как мерно постукивает его сердце в груди. Может только спрятавшись в том, что реально от того, что может быть не столь реально, ей станет чуть легче. Диа дрожала, лёжа на полу, слушая далекий гулкий свист падающих снарядов, что собираются разнести её в клочья. Может хоть так придёт к ней избавление.

Прикрыв ноющие глаза, она слушала. Она слушала его дыхание, своё, тихий стук обоих сердец, гул своей крови в висках, тихое гудение компьютеров и мониторов, что работали неподалёку, гоняя электроны по своим микросхемам и проводам. Вдыхала запахи, своей крови, гари, нежной мяты и сладости, исходящей от 11037. Кажется, запах спирта пропитал всю её жизнь, начиная от лезвий резчика, что вставлял в неё аугментику и, кажется, так никогда и не выветрился. Но она привыкла, вдыхая этот странный, причудливый букет, оттеняемый резким антисептиком. Она даже находила его интересным, потому она старалась дышать полной грудью, чтобы уловить каждый оттенок.

То, что Хоуп нежно разглаживал её тёмную шевелюру, было тоже приятно. Его пальцы были такими нежными, чуткими. Она старалась тонуть в этих ощущениях, надеясь, что они реальны. Ведь это также реально, как то, что она сейчас в Теснинах Бостона. Мама скоро закончит разглаживать ей волосы, споёт тихую колыбельную и она будет мерно спать. А завтра её ждал новый день, школа, друзья во дворе, с которыми она сыграет в мяч. Как её звали саму? Она тоже звалась Дией? Или была 34537й?

Тихий голосок 11037 перевернул калейдоскоп реальности, вновь отправив её в подвал. Диенте подхватила одну из его рук, практически вслепую нашарив. Держа его тоненькую ладошку в своих пальцах, она вслепую, не поднимая век, оглаживала её, перебирая пальчики. Ей стало горестно от мысли, что она хотела бы иметь обычные живые руки. Такие же тёплые, мягкие, с нежной кожей. Её пальцы, как и все руки целиком были синтетикой, как и многое другое тело. И даже их высокое качество было всё равно… другим. Она знала это, отличая те касания, что были к её еще живой плоти и как они отличались по ощущениям от аугментики. Но своих рук у неё не будет уже никогда. Она дрожала, жмурясь, продолжая держать переплетать пальцы 11037го со своими и слушая, как тот разглаживает её волосы, ластясь, словно верный питомец.

- И как, люди смогли потом жить после катастрофы? Наверно многие просто её не заметили, - она поддерживала разговор, пусть и не до конца понимала о чём речь. Это было не так важно, для неё был важней сам разговор, чем его содержание. Да, она вообще ничего не смыслила в валютах и в том, как это все работает. Она вообще знала очень и очень мало, её мозги были односложным куском плоти, который способен был только выполнять команды очень и очень долго. Потому могла лишь предположить, что какие-нибудь очень бедные люди, которые в принципе не работали ни с какой криптовалютой всё также продолжали влачить свое существование.

- Наверно это такая сторона искусства. И всего в целом. Есть ли свет, если нет глаз, которые могут его увидеть. Глаза также важны для света, как солнце, пламя, электрический ток или что еще свет порождает, - заметила она, не уверенная, где и когда прочла эту мысль. Наверно первое время, освободившись от чипа, она была очень похожа на 11037, пыталась нагнать утерянное время, поглощая кучу информации из Сети без особого разбора. Толку с этого немного.

- Ей всё равно, - новая волна дрожи сотрясла тело Дии, лежащее на полу. Словно желая закрыться от своих мыслей, она спрятала лицо в животе паренька. Тонкие пальцы словно срезали с неё скальп, прорезаясь к черепу, чтобы внести очередные изменения в неё. Может когда после очередной железки она уже совсем перестанет быть собой, изменится,  будет воспринимать мир иначе. Но просыпаясь каждое утро, Диа чувствовала, что она всё еще является собой и мир такой же, как и вчера.

- С учетом того, сколько людей я к ней отправила со всеми их жизнями, нитями связей, надеждами и мечтами, скажу что ей все равно. Мир существует себе дальше и без них, ничего не меняется, - сдавленный тихий шепот не прерывал мерное гудение электроники, но размеренно вписывался в неё. Что не вписывалось, так это дрожь свернувшейся на полу калачиком Диенте.

Возможно, время остановилось. Или развернулось вспять и пошло по обратному кругу. Ибо лёжа калачиком на холодном полу ей казалось, что она здесь уже целую вечность. Что успела умереть и переродиться, как феникс из пламени, чтобы посмотреть свежим взглядом на то, что происходило. Свежим данный взгляд, впрочем, только казался, весь неподъемный груз её заморочек как был, так и остался, просто был таким незаметным. Нервно поёрзав, она словно выпрашивала больше ласок у 11037, который прекратил её гладить. Потребность в физическом контакте сохранялась, пусть даже там под шевелюрой была смесь из остатков настоящей кожи и искусственной, которой наверно должно быть всё равно.

- У всех этих вещей свой вес в зависимости от того, какое значение ему придают люди. Каждая вещь настолько существует, насколько её смысл. Следы, оставляемые в сети и в реальном мире не имеют никакой ценности для большинства людей, те запираются в своих крохотных мирках, в которых есть только крохотный набор важных людей и явлений, ничего больше, - сложно было понять, занимается ли она философствованием или творчеством. Да, её тихий мягкий шепот был размеренным, спокойным, ритмичным, словно такт метронома. Но она не пыталась быть истиной в последней инстанции, не пыталась именно дискутировать. Говорила что чувствовала, ощущая как на самом деле больно. Она обозревала свой крохотный мирок и горевала. В нем не было ничего, кроме, может нескольких близких ей людей, которыми она обзавелась за этот краткий вдох относительно свободной жизни. И вероятно не оставит после себя ничего кроме сожаления и краткой памяти, которая растворится в песках времени.

Держа мягкую ладошку Хоуп, Диа приложила её к своей щеке, довольствуясь ощущениями. Тёплая, нежная, хрупкая, словно у девочки. Эта рука никогда не держала оружие, вряд ли кого-то била с целью убить, не знала насилия, боли мучений. Диа могла бы завидовать, если не осознавала, насколько тщетно и нелепо подобное желание бы было. Ей самой желать другой участи также наивно, как надеяться, что мир перевернется и солнце на западе вставать начнёт.

- И что бы ты стал с ней делать, если понял бы, что она останется невостребованной. Съел бы сам? Отдал бы кому-то другому? Позволил бы лежать и лежать, пока даже такая вещь как лапша не испортится? Или выбросил бы? – тихонько хмыкнув, она уточнила о возможной судьбе лапши. И она сама не знала, какой может быть правильный, а какой неправильный ответ. Кажется, что все варианты плохие и неправильные. Память штука такая, иногда может быть полезной, а иногда это гнойный нарыв, который болит и травит душу, пока не разорвётся и не сведёт с ума.

Она чуть приподнялась, поднимая бетонную пыль и садясь рядом с 11037м, обнимая его и пристраивая голову ему на плечо, прижимая к себе. Здесь не было какого-то глубинного смысла или потаенных желаний, просто хотелось тепла, нежности. Диа до сих пор не была уверена, что это реально. Она могла сейчас лежать израненной в какой-нибудь канаве или под воздействием наркоза подвергаться очередной вивисекции. Все варианты одинаковые. Если этот гул прервётся свистом пуль и треском стрельбы, она не просто не удивится – она будет ждать такого исхода.

- Я помню как она звала меня ужинать, чтобы я прекратила играть с детьми во дворе. Её голос хриплый, резковатый, когда ей приходится повышать его, но мягкий, бархатный, когда она почти шептала. У краев её глаз и у уголков рта расплеталась паутинка морщин, а лицо обрамлено длинными чёрными как смоль волосами с блеском седины. Я всё пытаюсь вспомнить, каким же именем она меня звала домой есть…

Держа в своих объятьях юношу, Диа думала над его ответом. Тяжело сказать, был ли он прав. Возможно да. Возможно она бы как-то также поступила на его месте. Может 11037 и не видел потаенных смыслов в банальных вопросах о лапше, может в своем легком помешательстве он воспринимал это буквально, но для неё это был общий вопрос. Что делать с памятью? Зациклиться на ней, позволить поглотить себя и сломать? Но надо жить дальше, то немногое человеческое, что в ней осталось, отчаянно сопротивлялось и отказывалось сдаваться. Несмотря на весь груз бед и кажется грозящуюся неизбежность скорого конца, она отказывалась ускорять свой путь к могиле.

Пристроив голову на плечо 11037, она застыла, потерявшись в своих воспоминаниях. Она уже не находилась в базе Церкви, она была там, в далёком Бостоне. С её уст слетал звонкий детский смех, она махала рукой друзьям, прежде чем побежать домой. На коленке содрана кожа, но это ерунда, она помоет дома и будет все хорошо.

- На ужин пластиковый синтетический суп, в Теснинах нет другого блюда. Его нередко посыпают солью или еще чем-то, чтобы он был другого вкуса, но он всегда пластиковый. На заводе давали строго ограниченный провиант на месяц, потому мне доставалось половина порции.
Она думала, вспоминая то место. Голова трещала и ныла, когда она видела далекий монолит из стали и бетона, в который всегда шла вереница рабочих, чтобы потом вернуться через двенадцать часов. Мать работала в ночь и никогда не ночевала с ней. Стискивая крепко в объятьях парнишку, Диа думала.

- Стены… стены в полоску, обои слегка отклеивались около потолка. В стенах дырки от пуль, кровавые разводы. Надо перезарядить автомат. Потери среди гражданского населения – 12 человек, минимальное число. Надо продолжать выполнять задание. Зачистка объекта «Теснины» завершена на 85 процентов.

С этими словами Диа обмякла и повалилась на пол, словно подкошенная. Каждый раз больно там оказываться. Автомат тяжелый. Задание надо выполнять. Лицо мёртвой женщины кого-то напоминает. Из груди Дии рвётся натужный вой боли и отчаяния, глаза горят от невозможности пролить хотя бы слезинку.

Её взгляд, уставившийся в пустоту потолка, видел совсем другие вещи. Воспоминания о детстве, доме, матери раздавило воплощение Джагганатхи, бездушная машина корпорации. Школу расстреляли и уничтожили, дом растоптали и перемололи с грязью танковыми гусеницами. Её номер 34537, она выполняет приказы. Далеким эхом звучал голос, чьи слова имели мало смысла, ведь в них чёткой команды, нет поставленной задачи. Что за голос. Какая цель.

Младшие. Они. Другие сослуживцы, которых набрали раньше. Они проходят через то же, что и их группа. Их уже осталась половина. Она бросила косой взгляд на них, бегущих уже много часов на месте, но перестает отвлекаться. Её следующий спарринг начинается через десять секунд.

Угроза. Она чувствует, как её обнимает другое живое тело. Противник, слабый, нормальный захват сделать не может. 34537я резко лягается, ударяет ногами в пол, получая импульс. Её тело извивается, вырываясь из хватки, руки перехватывают шею и плечи оппонента, пока она, не выходя из низкого положения, не оказывается за спиной. Рывок с поворотом плеч, перекидывает захваченного врага через себя и швыряет в пол лицом вниз. Перекат, оценка угрозы обстановки, пистолет вылетает из кобуры и резко рявкает. Угроза нейтрализована, задача выполнена.

Громко гудящий блок издал треск агонии и затих, продырявленный тяжелой пулей, Диа чуть приходит в себя, с разрешением боевой обстановки, с трудом осознавая, что только что произошло. В ушах до сих пор отдается звон от грохота выстрела, слишком громкого для такой маленькой каморки. В парнишке, растянувшемся на полу, не было пулевых ранений, впрочем, считать, что он в порядке, тоже нельзя было.

- Ох, Хоуп… прости меня, если можешь, -  подходя и присаживаясь рядом с ним, Диа бережно перевернула его и помогла сесть. Прикладывать лицом, да  вообще всем телом об пол конечно плохо, но, хвала Змею, он хотя бы остался жить. Она начала рыться среди вещей паренька, чтобы помочь с травмами, найти обезболивающее.

- Никогда не надо так делать. Ни со мной, ни с кем-то еще из Церкви. Лепра это не просто видения и галлюцинации, не просто так большая часть цивилизованного мира отстреливает таких как мы, издалека и гонит прочь. Я вполне легко могла тебя случайно убить.

Уже второй раз за короткое время кровь пятнает пол этой комнаты, на сей раз её постоянного обитателя. Диа довольно быстро поняла, что расквасила ему нос, хотя вероятно, его легко будет вправить. Что она и сделала аккуратно, невзирая на то, что, вероятно, Хоупу было очень больно. Но лучше сейчас это сделать, чем после того, как хрящи неправильно срастутся и исказят его облик. 11037 довольно миловидный мальчик, Диа не знала, заботит ли его этот факт или нет, но решила, что лучше по возможности сохранить это, не уродовать его лицо.
Решив не копаться в вещах в поисках барахла, она полезла по своим подсумкам, в которых помимо всего прочего была небольшая, но аптечка. Довольно быстро она нашла всё нужное, чтобы оказать помощь для такой травмы.

- Так, раз и два, пей, - она выдала ему две таблетки, одна обезболивала, вторая улучшала свёртываемость крови, подсунула стакан с водой. Также она достала холодный пакет, слегка потрясла его, чтобы химическая реакция в нём запустилась, - это приложи к носу, чтобы он не слишком опух, -  выдала инструкции.

Сидя рядом с пареньком, Диа чувствовала себя паршиво, смотря грустным, подавленным взглядом на падающие на пол капли крови. Даже несмотря на то, что она себя совершенно не контролировала в тот момент, даже не пытаясь объяснить, что она чувствовала в тот момент, когда швыряла Хоупа на пол, всё равно это её ответственность. Диа знала, что как-то так будет наперед, сталкиваясь с похожими ситуациями не раз и не два. От такого хотелось просто исчезнуть из жизни людей, оказаться где-нибудь вдали от цивилизации и тихонько умереть в изоляции, не переживая о том, что кого-нибудь убьет. Но она все еще здесь. Все ещё приносит людям боль и страдания.

Она думала что-то ответить, но 11037 начал вдруг заваливаться на неё, заставляя ловить, перехватывать на руки. Нервно кусая губы, Диа думала, нужно ли на этом моменте уже звать кого-то из тех, кто лучше понимает в медицине, чем она. Однако пока что она перенесла просто Хоупа на диван. Еще вспомнила его привычку при этом, - не вздумай пытаться лечь вниз головой, всегда держи её повыше, - указала она, подсовывая ему под голову подушку. Удовлетворенная, она уселась на пол рядом с ним, пристроившись под руку, словно верная собака, которая с виноватым видом смотрит после того, как укусила хозяина.

- О смерти нельзя помнить. К ней даже нельзя подготовиться, потому что она часто приходит внезапно, когда меньше всего этого ждёшь. Можно разве что образ жизни подстроить так, чтобы умирать было не слишком обидно, - заметила Диа. Каждый человек на земле в какой-то период своей жизни думает, что он бессмертен, что ничего его не коснется. До тех пор пока ему не отрывает голову случайным осколком взорвавшейся на улице машины. Или когда копившая злобу жена не делает ему тридцать ударов ножом в грудь. Или какая-то невылеченная вовремя болячка становится дорогой на тот свет.

Она мягко, но настойчиво поправляла своего подопечного, заботясь о его здоровье. Диа взяла его руку с холодным пакетом и приложила к разбитому носу, чтобы Хоуп явно следил за этим. А то его мысли унесут его куда-то вдаль, прочь от бремени тела, которое наверно для 11037 лишь прослойка между сознанием и Архитектурой. Она подумала, что наверно в какой-нибудь момент он тоже начнет замену органики на синтетику. Не то, чтобы дистанцироваться от первородного кибергреха – они для этого слишком еретики оба. Просто для того, чтобы избавиться от необходимости заботиться о своем телесном облике, наблюдать за его постоянным увяданием.

Она слушала, не прерывая, все также сидя у диванчика и пристроив голову на подушку. 11037 унесло в какие-то далекие дали сложных измышлений и фантазий. Диа немножко даже ему завидовала. В каком-то смысле, несмотря на определенную абсурдность и нелепость подобных конструкций и идей, нагроможденных на банальность существования, это со стороны казалось некоторой формой оптимизма. Или блаженной дурости.

- Если бы все было так, - со вздохом отозвалась Диа. Она не верила ни единому слову. «Свобода» для неё пустой звук, имеющий крайне мало связи с действительностью. Никакой борьбы нет при этом. У них был лишь короткий миг времени, который называется жизнью, прежде чем тело прекратит действовать и их сознание просто сгинет в небытие.

- Хорошо, что ты пытаешься найти в этом смысл и какую-то идею. Не то, чтобы пока хорошо звучит, но ты пробуй. Вдруг дойдёшь, - она не стала развивать разговор. Не то, чтобы ей нечего было бы сказать. Сказать Диа могла много чего. Что глобальная цифровизация лишь мелкая песчинка на этапе существования людей, что они всё еще обезьянки, которые недавно слезли с деревьев, взяв в руки палки, что их методы связи не очень далеко ушли от громких воплей. Что у людей в жизни полно страстей и эмоций, которым они дают смешные оправдания, пытаясь придать им налёт культурности и цивилизованности. Что смерть прозаична и банальна, примерно также, как и жизнь. Мир в своей бездушной холодности требует от людей, только вывалившихся из утробы матери как-нибудь самостоятельно доползти до могилы, игнорируя большинство возможных желаний и мечтаний, которые появятся за это весьма короткое путешествие.

- Не думай, впрочем, что надо приветствовать смерть, потому что тебе кажется, что это переход в другую форму бытия. Ты о той форме, если она есть, знаешь ничего. Глупо отвергать жизнь текущую в надежде, что там будет лучше, будет легче, -  на всякий случай, заметила она. Она слышала как-то о том, что какая-то корпорация собиралась построить рай. То есть каким-нибудь образом сделать отпечатки личностей умирающих людей, чтобы потом загрузить их в виртуальный мир. Рай как услуга с подпиской. Звучит также гротескно и безумно, как оно и есть, наверно, на самом деле.